В третью стражу [СИ] - И Намор

    - Несколько пессимистический взгляд на вещи, дорогой Майкл. Хотя это, скорее, забота наших коллег из Пятой Секции[14]. А дело мистера Си[15] и наше - информировать Правительство Его Величества об угрозах Империи, исходящих из-за рубежа, - Майкл насторожился, похоже, сейчас он получит очередное задание, - и вот здесь у нас возникли некоторые изменения.

    - Изменения? - не дождавшись окончания паузы, задал вопрос Гринвуд, - Британия теперь подружилась с Коминтерном?

    - Скажем так, - майор всегда излагал свои мысли предельно осторожно, - появилось мнение, весьма обоснованное мнение, некоторых ДОСТАТОЧНО серьёзных лиц, - он повернул голову в том направлении, куда удалился младший Черчилль, - что пока мы высматривали нашествие так называемых "обезьян-бабуинов", возникла опасность со стороны "гуннов".

    Судя по лексикону[16], сэр Энтони имел беседы не только с сыном, но и с отцом. Вероятно, - подумал Майкл, сохраняя "poker face"[17] - они встречались, когда начались разговоры о возвращении Черчилля в правительство.

    "Это стоит отметить на будущее", - подумал Майкл.

    - Существуют опасения, что германский канцлер Гитлер трактует термин "Возрождение Германии" слишком широко. В частности, в плане возрождения её военной мощи. И если правительство это прозевает, Британия может оказаться не столько субъектом, сколько объектом европейской политики. И этого бы мистер Си никоим образом не хотел допустить.

    Майор замолчал и неторопливо начал пить чай. Майкл откинулся в кресле.

    - Прошу прощения, сэр, я хотел бы прямо спросить, какова будет в этой ситуации моя миссия?

    - Вы, Майкл, великолепный журналист. - Сэр Энтони чуть кивнул, поставив чашку на стол, непонятно: кивок этот относился к чаю или к Майклу.

    Майкл на всякий случай "благодарно" улыбнулся, пусть даже - "я рад, что вампонравился чай", но и майор вряд ли приняв этот скромный жест за чистую монету, продолжил:

    - И редакция "Дэйли Мэйл" наверняка заинтересуется вашей идеей цикла статей об англо-голландских экономических связях. Ну а если во время вашего пребывания в Амстердаме вывыясните кое-что (а ещё лучше и не только кое-что) для нас с мистером Си о связях германо-голландских (и не только экономических), это бы очень нам помогло.

    А, старый лис! Не сказал "мы были бы благодарны"! Хотя при таком-то более чем скромном финансировании, о чём он сам твердит при каждом удобном случае...

    - Так, когда высобираетесь посетить Амстердам, дорогой Майкл? - глаза сэра Энтони неожиданно стали холодными, а взгляд - жестким. Не изменился только голос. Очень добродушный голос, можно сказать, расслабленный.

    - Я планирую встретить там Новый Год.

    Через минуту он встал, коротко поклонился своему старшему собеседнику и плавно - не демонстрируя офицерской выправки, а лишь показывая свою спортивность - повернулся и направился к выходу.

    В коридоре лондонского клуба "White's" царил традиционный полумрак...

   

    Из газет:

   

    В начале года английский кабинет, без сомнения, будет обновлён...

   

    Итало-эфиопский конфликт и международный кризис...

   

    Убийства и аресты антифашистов ширятся в Германии...

   

    (3)

   

    Deutschland, Deutschland iiber alles,

    Uber alles in der Welt!

    Von die Maas bis an das Memel,

    Von der Etsch bis an das Belt!

    (Германия, Германия превыше всего, Превыше всего на свете. От Мааса до Мемеля, От Этча до Бельта!)

   

   

    Солнце, искрящийся снег, темные силуэты сосен, и вечные горы, напоминающие... что жизнь быстротечна. Она лишь сон, красивый или не очень, приятный или нет.

    А какой сон приснился мне? - Вильда не хотела признавать, что, возможно, ей снится унылый неинтересный сон про женщину, которая мечтала взлететь, как птица, но обнаружила себя "на кухне, в кирхе, и в детской". Увы, но такова правда жизни, неоднократно описанная в прозе и в стихах, пропетая с амвона, подкрепленная розгами строгой фрау Линцшер и растолкованная ласковыми ну-ну-ну "милой мутер". Нет ничего удивительного в том, что идея не просто носится в германском воздухе, она сам этот воздух... суть... идея земли и крови. Куда от этого бежать, если романтический Gestalt[18] "Великой Женственности" растворен не только в стихах божественного Гёте, но и в великолепных, как пенящееся шампанское, строках изумительного, хоть и запрещенного нынче, Гейне?

    Мысль получилась красивая. Художественная, как все еще говорили иногда в салонах Мюнхена. Но главное, мысль эта понравилась самой Вильде.

    Так мог бы начинаться роман, - решила она, глядя в спину уходящему вперед мужу, - о мужчине и женщине, идущих солнечным зимним утром по свежепроложенной лыжне в Баварских Альпах.

    О мужчине и женщине, - повторила она мысленно и усмехнулась. Надо же, даже в своих мыслях она поставила на первое место не женщину, то есть, себя, а мужчину, то есть, его. Приходилось признать, что общество гораздо сильнее индивида, и с этим, по-видимому, ничего не поделаешь. А Баст - ну что тут скажешь! - был убедителен и великолепен, другого слова не подберешь. Он высок, атлетически сложен, и... да, он спортсмен в лучшем смысл этого слова. Все, что он делает, он делает технически безукоризненно, как сейчас, к примеру, идет на лыжах. Вот только...

    Когда она увидела его впервые - а случилось это всего два года назад в имении тетушки Тильды - он ей сразу же безумно понравился. Баст буквально поразил воображение Вильды, которое, надо отметить, совсем не было неразвитым, как мог бы подумать сторонний наблюдатель. Но так все и случилось.

    Молодежь собралась на лугу. Играли в серсо, много смеялись, и пили белое вюрцбургское вино, заедая спелой клубникой. Прохладное кисловатое вино, пахнущее цветами и виноградными листьями, и огромные благоухающие ягоды, сладкие и сочные. И солнце, и плывущие над долиной ароматы созревающих в садах плодов. В общем, было прекрасное утро, и настроение у всех собравшихся на лугу чудесное, и даже птица - вероятно жаворонок - внезапно запела в голубой бесконечности неба. И вдруг на проселке возникло облачко пыли, приблизилось, разбухая и растягиваясь вдоль дороги, и выдавило из себя мчащееся с бешеной скоростью авто. А потом перед ней возник огромный, блистающий бордовым лаком даже сквозь слой пыли, автомобиль. Он был красив, но внимание Вильды больше привлек молодой мужчина, сидевший за рулем. Казалось, он пришел к ней - материализовавшись сейчас перед Вильдой - из ее собственных девичьих снов. Высокий, спортивный, одетый в светло-синюю рубашку, белые брюки и туфли. Он легко перескочил через борт авто, не делая попытки открыть дверь, и улыбнулся. Вильде показалось, - улыбка была предназначена только ей. Ей одной и больше никому. Она улыбнулась ему в ответ, встала с расстеленного на траве пледа и шагнула вперед, чувствуя, что "поплыла", но совершенно этого не осознавая. У Баста оказались темно-русые волосы, правильные черты лица, крепкий мужественный подбородок, прямой нос, и голубого, переходящего в сталь, цвета глаза.

    Вдобавок он оказался умен и великолепно образован, говорил с ней обо всем на свете... Объяснял ей трудные места в философии Ницше, рассуждал о живописи немецких символистов и романтиков, трактовал понятие нравственного императива, читал наизусть Шиллера и Бюхнера, и напевал сильным баритоном мелодии Вагнера и Хуго Кауна. Чего могла желать Вильда еще? Разве что поцелуя этих четко очерченных губ, объятий, пылкой страсти. Однако доктор Баст фон Шаунбург, несмотря на свою молодость, оказался человеком старых взглядов. Он ухаживал за ней с основательностью прусского чиновника, а не баварского дворянина. И овладел ею только тогда, когда церковь в лице своего толстого и нещадно потеющего представителя объявила их мужем и женой

    Овладел. - Вильда подумала об этом буднично, без обычного для мыслей такого рода раздражения. Возможно, ей помогали сейчас физические усилия, с которыми связан бег на лыжах, да и морозный воздух приятно холодил щеки и лоб, не давая впасть в гнев или поддаться накатывающей по временам, но бессильной пока перед мужеством ее сердца, истерике. - Овладел...

    Ну, что ж, это была истинная правда: семь месяцев назад Вильда стала женщиной. То есть, технически именно так, и физиологически, разумеется, тоже. Но, тем не менее, обстоятельства их первой брачной ночи и тех немногочисленных последовавших за ней ночей, когда фрау Шаунбург оказывалась в одной постели со своим мужем, оставляли большой простор для спекуляций самого широкого толка. К сожалению, справляться с упавшим на нее, как обвал в горах, разочарованием и недоумением приходилось своими силами. Посоветоваться было не с кем, некому даже просто пожаловаться, а в книгах ответа на мучавшие ее вопросы не находилось, не считая, быть может, одного лишь Мопассана. Однако Вильда не склонна была считать, что Баст ей изменяет. Что-то подсказывало - это не так. Но, тогда, что? Что, во имя всех святых, превращало милого, в общем-то, человека в холодную бездушную машину для пенетрации[19].